Птицы, звери и родственники - Страница 10

Я разрешил эту проблему или часть ее, посвятив однажды целое утро парочке навозных жуков и отказавшись от наблюдений за другими насекомыми в саду. Даже тихое тявканье и зевота скучающего Роджера не могли отвлечь меня от этой задачи. Медленно, на четвереньках, я следовал за жуками фут за футом через сад, такой маленький для меня и такой обширный мир для них. Наконец они подползли к небольшому склону под оградой из фуксий. Катить шарик вверх по склону было им очень трудно, несколько раз нога то одного, то другого жука срывалась, и шарик скатывался к подножию. Тогда жуки спешили к нему и, как представлялось моему воображению, бранили друг друга за оплошность. Мало-помалу они все-таки втаскивали его наверх и затем направлялись вниз по противоположной стороне. У основания склона я впервые заметил круглое отверстие вроде колодца, уходившее в глубь земли; туда-то и направились жуки. Когда они были дюймах в двух от отверстия, один из жуков продвинулся вперед и попятился к отверстию, где и уселся, отчаянно работая передней ножкой, тогда как другой с большим усилием (я почти убедил себя, что слышу его тяжелое дыхание) подкатил шарик к краю ямки. Какое-то время они толкали и тянули его, пока он вместе с жуками не скрылся под землей. Меня взяла досада. Ведь они, несомненно, собирались что-то сделать с навозным шариком, но если они делают это под землей, как я мог увидеть, что именно? Надеясь пролить некоторый свет на эту проблему, я поставил ее перед родными, когда мы собрались за ленчем.

Что, спросил я, делают навозные жуки с навозом? На минуту воцарилась неожиданная тишина.

– Ну, я полагаю, они извлекают из него пользу, милый, – неопределенно сказала мама.

– Надеюсь, ты не собираешься тащить их в дом? – спросил Ларри. – Я отказываюсь жить в доме, где весь пол украшен навозными шариками.

– Нет, нет, милый, он этого не сделает, – миролюбиво сказала мама, но в ее тоне чувствовалось сомнение.

– Ну, мое дело было предупредить вас, не более, – сказал Ларри. – Кажется, в его спальне спрятаны все самые опасные насекомые из сада.

– Может быть, они нужны им для тепла, – произнес Лесли после некоторого раздумья. – Очень теплое вещество навоз. Ферменты.

– Не нужно ли нам обзавестись центральным отоплением? – спросил Ларри. – Пожалуй, я об этом подумаю.

– Может быть, они едят их, – сказала Марго.

– Марго, милая, – сказала мама, – только не за завтраком.

Как обычно, недостаток биологических знаний у моей семьи разочаровал меня.

– Что тебе нужно почитать, – заметил Ларри, рассеянно накладывая себе в тарелку еще жаркого, которое, как он только что втолковывал маме, было совсем невкусное. – Что тебе нужно почитать – это Фабра.

Я спросил, что такое или кто такой этот Фабр, скорее из вежливости, чем по другой причине, так как, поскольку совет исходил от Ларри, я был убежден, что Фабр мог оказаться каким-нибудь незаметным средневековым поэтом.

– Натуралист, – сказал Ларри с полным ртом, махнув вилкой в мою сторону. – Писал о насекомых и прочем. Постараюсь достать тебе книгу.

Пораженный таким неожиданным великодушием моего старшего брата, я был очень осторожен в течение следующих двух-трех дней, стараясь ничем не вызвать его гнева, но проходили дни, а книга не появлялась, и в конце концов я забыл о ней и занялся другими насекомыми в саду.

Но слово «почему» преследовало и обескураживало меня на каждом шагу. Почему шмель вырезает маленькие круглые кусочки из листьев розы и улетает с ними? Почему муравьи ведут себя так, будто они страстно влюблены в огромную массу тли, которой заражены многие растения в саду? Что это были за странные янтарного цвета насекомые или раковинки, которых я находил на стеблях травы и на оливковых деревьях? Они представляли собой пустую оболочку, хрупкую, как пепел, каких-то созданий с круглым телом, выпуклыми глазами и парой толстых колючих передних ног. Почему у этих раковин распорота спина? Может быть, на них напали и высосали из них все жизненные соки? Если так, то кто это сделал и кто они сами? Вопросы сыпались на меня как из рога изобилия, но никто из моего семейства не мог дать ответа.

Я был на кухне, когда утром несколько дней спустя прибыл Спиро и показал маме мое последнее приобретение: длинную, тонкую, цвета жженого сахара сороконожку, которая, как я утверждал, вопреки ее недоверию светилась по ночам белым светом. Спиро ввалился в кухню весь в поту и по обыкновению со свирепым и озабоченным видом.

– Я принес вам почту, миссис Даррелл, – сказал он маме и затем взглянул на меня:

– Доброе утро, мастер Джерри.

Полагая по своей наивности, что Спиро разделяет мой восторг по поводу моего последнего приобретения, я протянул ему под нос банку из-под варенья и пригласил полюбоваться на нее. Он бросил быстрый взгляд на сороконожку, которая крутилась на дне банки, как часовой механизм, выронил почту на пол и быстро отступил за кухонный стол.

– Право, мастер Джерри, – сказал он хрипло, – что вы с ней делаете?

Озадаченный его реакцией, я объяснил, что это всего-навсего сороконожка.

– Эта тварь ядовитая, миссис Даррелл, – серьезно сказал Спиро маме. – Честное слово, мастер Джерри не должен возиться с такими вещами, как эта.

– Возможно, вы и правы, – сказала мама неуверенно. – Но ему все это так интересно. Вынеси ее, милый, чтобы Спиро не мог ее видеть.

– Держитесь подальше, – услышал я слова Спиро, когда выходил из кухни со своей драгоценной банкой. – Честное слово, миссис Даррелл, держитесь подальше от всего, что этот мальчик находит.